Трифонов преодолел границы возможного

После по-настоящему великих мгновений, которые переживаешь на концерте, обычно говоришь: «Я там был». Иногда можно заранее предугадать, какие фразы просятся на язык (даже если само событие прогремит в своем блеске, чтобы осесть как суфле). Россиянин Даниил Трифонов за свои 23 года успел победить на крупных конкурсах, подписать контракт с Германской Звукозаписывающей компанией и добиться сольных концертов в самых престижных филармониях. Поэтому его выступление в минувшее воскресенье в Доме Концертов относится к таким, на которых ожидания вздымаются, подобно первозданному русскому лесу.

На концерте Лист присутствовал повсюду, он появлялся даже там, где ему совсем не место. Разумеется, он был и в «Фантазии и фуге» Баха соль-минор (BWV 452), поскольку аранжировка несла в себе влияние Листа. Трифонов использовал в своей импровизации широкие мазки, однако сделал фугу неожиданно рассудочной, но только в той хорошо рассчитанной степени, что привлекает внимание. А когда последняя фортепианная соната Бетховена, опус №111, оказалась облачена в аббатские одежды, характерные для Листа ― это уже пробудило мысли. Трифонов часто останавливал игру, делал большие жесты, тем самым дробя непрерывные линии. Чувствовалось появление импульсов, которые только со временем стали срастаться в глубоко проработанную интерпретацию.

И вот под светом рамп появился сам Лист ― в «Этюдах трансцендентного исполнения». Всё встало на свои места. Или точнее сказать: здесь Трифонов преодолел границы возможного. Двенадцать этюдов потребовали для исполнения более часа, хотя обычно за это время мы традиционно успеваем услышать только несколько, однако сегодня было нечто экстраординарное.

Даниил Трифонов проявил себя как один из крупных пианистов – исполнителей Листа. Чтобы найти некоторое подобие, его можно сравнить с Лазарем Берманом. Еще в прелюдии появился огонь, симфоническая поэма "Мазепа" стала галопирующей авантюрой по мотивам Виктора Гюго, а уж «Видение» произвело именно то самое ощущение болезненной чувствительности, как должно было быть. Этюд «Воспоминания» был абсолютно переполнен сентиментальностью и негой (простите, здесь это единственно подходящее слово) ― никуда не денешься, Трифонов заставляет слушателя трепетать.

Лист комбинирует мелодическую сладость, религиозную исступленность и духовное вожделение с крайне сложными в исполнении фортепианными экзерсисами. Даниил Трифонов владеет всем этим регистром. Никто среди публики не хотел, чтобы заканчивалась задумчивая и проникновенная пьеса «Метель». Трифонов сыграл еще несколько маленьких звучных пьесок Скрябина, кажется, просто добавив их от себя, чтобы утешить нас ― тех, которые там были.

Эрик Валльруп