Четыре субъекта, стол и лампочка

Сегодня Россия изо всех сил стремится в европейскую семью, а эта семья не очень жаждет ее принимать. Несходство между европейским и русским сознанием трудно вербализуемо, но всем очевидно. На бытовом уровне оно выражается в русском небрежении к бытовому порядку, запечатленном даже в лучших образцах поэзии.

В сфере градского благочиния

Сейчас к европейским стандартам пытаются привести ту самую отрасль национального хозяйства, которая занимается повседневным бытом, — отрасль жилкомхоза. В нашей стране она исторически относилась к более широкой сфере «градского благочиния», то есть общественной безопасности, и управлялась не добровольными объединениями частных домохозяйств, а тем ведомством, которое Петр Великий называл «душой гражданства и всех добрых порядков», — полицией. И в этом был прямой смысл, поскольку в стране масштабной, но малонаселенной самым эффективным средством противостояния энтропии является правоохранительная система.

Вполне закономерно, что темпы развития городских жилищных хозяйств прямо зависели от государственной воли и эффективности ее воплощения. В Петербурге водопроводная система была заложена по приказу и по собственному плану Петра, о чем доселе напоминает башня на Шпалерной улице, ставшая центральным офисом «Водоканала». В Москве прокладку водопровода — значительно более трудоемкую операцию на живой ткани города — инициировала и пристально отслеживала Екатерина II.

Брожение в головах из всех экономических отраслей раньше и очевиднее всего выражается в разрухе быта. Слабая власть, бездарная война, разъедание всей государственной машины коррупцией, приход еще более беспомощного Временного правительства с развалом всей системы правопорядка, повторная смена власти, Гражданская война — все это вместе закономерно довело сферу бытового обеспечения до ужасающего состояния. И столь же закономерно новая система управления жилкомхозом вновь оказалась в составе ведомства по охране порядка — Наркомата внутренних дел. Восстановление функций ранее построенных коммунальных сетей, существовавших только в 23 городах, заняло семь лет, а массовая электрификация освещала дали новых начинаний.

Интересно, что именно под началом НКВД возникли первые товарищества по управлению жильем. На следующем этапе жилкомхоз стал одним из цехов страны-завода с собственными конструкторскими бюро и испытательными полигонами. Естественно, во время новой войны системы обеспечения были второй по значению мишенью агрессора после военных объектов. И, соответственно, восстановление капитальных сооружений производилось силами и волей того же НКВД.

День граненого стакана

По существу, жилищно-ком­му­нальное ведомство стало полностью «гражданским» только в так называемую оттепель, и тогда же технические требования были приспособлены к «промежуточности» нового массового жилфонда, который проектировался на период до наступления коммунизма. В таком фонде и поныне проживает треть населения страны. Если оценивать масштаб созданной инфраструктуры, связавшей все населенные пространства огромной страны, то его можно сравнить разве что с ликвидацией безграмотности, с поправкой на несопоставимо большие затраты труда.

Другое дело, что за процентом охвата (91% — водопроводом, 80% — газификацией к концу 1980-х) скрывалось все более посредственное качество. Предрасположенность к дефектам была заложена в самом «оттепельном» принципе соцсоревнования: его критерием был валовой показатель. Кроме того, вместе с обликом жилых домов хрущевщина усреднила человека: соревноваться, в том числе и по производительности труда, должны были не работники и не инженеры, а безличные коллективы. Наконец, оправдываемый объективной потребностью масс императив массового временного строительства отводил на второй план эксплуатацию того, что построено.

И строительство отделилось от эксплуатации по ведомственной принадлежности, по оплате труда, соответственно — по его престижу, соответственно — по качеству вовлекаемых кадров. Эксплуатация не могла соревноваться в количестве — и оказалась в роли падчерицы. В «коммуналку» отправ­ляли, как в ссылку, осканда­лившихся парт­работников. В «коммуналку» затаскивали, как в стройбат, людей без зачатков интереса и призвания к предмету деятельности, на одном интересе к получению крыши над головой на первом этаже новой многоэтажки.

Труд, который не выполняется, а отбывается, прилежным быть не может. Профессия, в которой никто не ценит достижения, не имеет стимулов к совершенствованию. Стоит на­помнить, что внед­ре­ние изобретений и рацпред­ло­жений в хру­щевщину за­тормо­зи­лось и в любом мас­совом производ­стве, по­­скольку внед­­ре­ние должно бы­ло механически отражать­ся в нор­мировании, и неподготовленная к но­во­введению масса «задвигала» талант (это было хорошо описано в ныне забытом производственном романе Галины Николаевой «Битва в пути»).

Строители гнали единообразный и непритязательный стандарт, но их результат освоения пространств был видим, осязаем, почитаем и хва­лим. Они коллективно от­мечали тру­довые по­беды, на­утро трез­вели и шли к но­вым далям, а сан­техники и двор­ники оста­ва­лись на мес­те и как бы ни при чем: их резуль­тат никого не интересовал. У них до 1988 года даже не было своего праздника, полагавшегося каждой значимой профессии, вплоть до рыбаков. Поэтому в их среде и распространилось обыкновение отмечать «день граненого стакана».

Перекос в отраслевом финансировании усугубился дважды — в перестройку, когда в строительство пошли огромные средства, а жилкомхоз остался побоку, и в начале девяностых, когда ведомственный жилфонд механичес­ки, без обеспечения перешел муниципалитетам. До сих пор в провинциальных городах экс-ведомственный жилфонд контрастирует в своей неухоженности. Притом это характерно вовсе не для моногородов, поскольку для градообразующих производств сохранялись нормативные преференции, а для полииндустриальных центров, по замыслу рассчитанных на комплексное развитие. Обилие бесхозяйного, потерявшего стоимость жилья можно обнаружить сегодня не только в Тынде или Северобайкальске, но и, например, в городе Сланцы Ленинградской области, в 60 верстах от Северной столицы.

Останься отрасль жилкомхоза в отрыве от строительства, но в ведении силовых структур, ее положение, надо полагать, было бы значительно лучше. По одной простой причине: порядок вообще — понятие не количественное, а качественное. И в ситуации слома общественных отношений дворники, как в период НЭПа, могли бы выполнять сопутствующие функции, которые бы избавили МВД от создания специализированных структур. И прежняя лимита приобрела бы иной статус, и запущенные углы хозяйства подверглись бы хоть элементарной санации. Но отрасль жизнеобеспечения, которая объективно стала значимее с отменой партийного и деградацией хозяйственного контроля, была принижена дополнительно: ее сделали второстепенным ведомством Госстроя, где она и пребывала вплоть до «судьбоносных» правительственных трансформаций 2004 года. А уволенные офицеры ушли топ-менеджерами в бандитские торговые структуры.

Реформа шиворот-навыворот

На словах жилкомхоз еще в 1992 году торжественно пообещали реформировать. Однако реформа более чем на десятилетие не пошла дальше имущественного раздела, который оказался неполным: до сих пор в областных городах неясно разграничение сферы ведения региональной и городской власти. Только с принятием Жилкодекса в том же 2004 году была создана механическая альтернатива, бездумно и нелепо списанная с законодательства о приватизации производств: был предусмотрен так называемый первый тип управления отдельно взятым объектом недвижимости, второй тип — товарищества собственников жилья (ТСЖ) и третий — создание управляющей компании (УК). При этом никакой дифференциации по реальной применимости этих типов прописано не было, а самой расплывчатой оказалась именно та часть законодательства, которая касалась УК.

Разумеется, первый тип управления был применим только для самодостаточных частных домо­владений с автономными источниками энергоресурсов. Однако Жилкодекс узаконил нонсенс самоуправления отдельно взятой «однушкой» в многоквартирном доме, и в некоторых городах этот нонсенс доселе имеет распространение. С управляющими компаниями «навела ясность» уже не доморощенная реформа, а внешние требования. Вступление в престижные институты западного сообщества требовало в числе условий реформу как собственности, так и оплаты коммунальных услуг. И муниципальные ЖКСы стали повально трансформироваться в ООО. А поскольку средства, выделяемые псевдочастным структурам муниципалитетами, теперь подлежали налогообложению, у сантехников и дворников для сведения баланса пришлось срезать зарплаты.

Поставленная враскоряку отрасль была призвана маршировать семимильными шагами в светлое рыночное будущее. В отрыв уходили отдельные элементы хозяйства, оставляя остальных в печальном недоумении. Во многих областных центрах были «отпущены на свободу» муниципальные лифтовые предприятия. В итоге у гордых, но нищих ООО не оказалось средств на заказ ремонтных услуг. Именно поэтому, например, Северная столица была вынуждена склонить голову перед Фондом содействия реформированию ЖКХ, условия парт­нерства с которым были изначально невыгодны даже в период кризиса.

Интересно, что половина зданий, переданных Фонду ЖКХ для капремонта в Санкт-Петербурге, были теми самыми многоквартирными домами, которые накануне были переданы в управление германской эксплуатирующей компании Peter Dussmann. Немцы не смогли приспособиться к нашей реальности: бизнес оказался не только не прибыльным, но и вразнос убыточным. И прежде всего по той причине, что жилищно-коммунальные услуги как раз к тому времени окончательно разделились надвое.

Сегодня гражданам уже не приходится объяснять, что часть оплаты услуг поступает управляющим компаниям, а часть — поставщикам тепла, электричества и воды, которые рассматриваются как товар. С одной стороны, бесцельные потери товара должны стимулировать к более рачительному подходу. С другой, избежание потерь требует колоссальных средств для модернизации инфраструктуры. При этом остается неясным, везде ли эта модернизация оправданна, если жилье, построенное на период до коммунизма, пусть не сегодня, то в ближайшие десятилетия придется сносить.

Будь страна независимой в своем реформаторском целеполагании, она приняла бы программу по­этапной комплексной реконструкции выходящего из строя жилья по регионам — и только такая задача, собственно, и оправдывала создание единого Министерства регионального развития. А если бы задача была признана чрезвычайной, к ней привлекли бы людей с командирской выучкой и рядовой состав с опытом в горячих точках: для инвентаризации запущенного хозяйства в отдельных регионах именно такой контингент и требовался.

Но страна отяготила себя возом внешних обязательств, превосходящих по значимости внутренние. И ради имитации западного уровня чиновники на пространстве от Калининграда до Владивостока занимаются любимым делом хрущевско-брежневского госаппарата — приписками и изображением кипучей деятельности. Региональные рапорта пестрят достижениями по «охвату» приватизированными ЖКС, где сменились только вывески, а средств стало меньше; например, в Твери были одним росчерком пера учреждены сразу 300 ТСЖ, чтобы выполнить критерии Фонда ЖКХ. В текущем году запущена вторая волна рапортов по программам энергоэффективности, из которых следует, что на дырявых трубах можно загадочным образом сэкономить 35% энергоресурсов. Между тем поставщики этих ресурсов фактически заинтересованы в том, чтобы это громадье планов осталось на бумаге, поскольку оплата фактически потребленного ресурса, будь она реализована, лишила бы их тех самых средств, которые они с грехом пополам направляют на обновление основных фондов. Особенно учитывая тот известный специалистам, но скрытый от общества факт, что Минфин срезал на 90% средства на модернизацию энергетической инфраструктуры.

Спустя неделю после того, как глава комитета по энергетике и инженерному обеспечению петербургского правительства Олег Тришкин — по первому призванию и должности специалист по тарифам — нарисовал перед горожанами радужную перспективу 35-процентной экономии, в Северной столице погас свет и отключилось горячее и холодное водоснабжение в 40% жилого фонда. Этот эпизод, к счастью, обошедшийся без человеческих жертв, иллюстрирует тот грустный факт, что реформа производится шиворот-навыворот, а эффективность на практике будет аналогична методу закручивания лампочки из анекдота про командный состав: один полковник держит, четверо крутят стол. Тем более что ответственных субъектов ныне как раз четыре — Минрегион, монополии, управляющие компании (ныне загоняемые в формат саморегулируемых организаций) и региональные власти. Увы, сегодняшнее головокружение от отрапортованных ими всеми успехов может обернуться завтра не локальными, а массовыми выходами из строя систем жизнеобеспечения.

Ущербные идейные конструкции

Петр Великий задачу полицейского ведомства, которому было доверено градское благочиние, видел в достижении «благосостояния». Этот сугубо качественный термин не достигается валовыми показателями по отдельным параметрам, как то количество приборов учета на квартал, светодиодных лампочек на дом или компьютеров на офис ООО. Любая система работает, когда в ней дееспособны основные, несущие конструкции. В жилкомхозе это инженерная инфраструктура, ресурсная достаточность и адекватное обеспечение кадрами. А благосостояние измеряется на уровне общества ощущением надежности, а не невротической ущербности, даже если эта надежность достигается не европейскими, а иными способами.

А если уж непременно «чистить себя под Европой», то надо помнить, что европейские модели устройства систем жизнеобеспечения далеко не идентичны, и выбирать пример исторически и управленчески сопоставимый. Грамотные специалисты по коммунальному хозяйству обучаются не в Дании и не в Германии, а во Франции — самом полицейском государстве в Европе со сходными традициями управления городским хозяйством. Там же имеет смысл перенимать и практику государственно-част­ных партнерств (ГЧП) в жилкомхозе. Разумеется, с поправкой на то обстоятельство, что, во-первых, во Франции система электроснабжения принадлежит государству, а во-вторых, это государство в состоянии обеспечить главное условие реализации ГЧП — неизменность тарифа на период концессии.

Впрочем, воспроизвести успешный российский дореволюционный опыт концессий мешает увечное банковское законодательство, инфляция давит на тарифообразование, а в Минфине считают, что моногорода выплывут сами, на мифических при­влеченных инвестициях. По­этому уместно ожидать, что концессионные потуги завершатся очередным Dussmann'ом. И в итоге новые корректировки управления ЖКХ будут делаться методом «ручного управления» с индивидуальными налоговыми послаблениями для регионов и расстановкой силовых кадров на многочисленные Тынды, поскольку без специальных отчислений не обойтись, а деньгам нужен присмотр. Возвращение к традиционным спо­собам управления на практике происходит, когда поверхностные идейные конструкции обнаруживают неприменимость в жизни.

Читали: 567

обсуждали: Редакция (1) всего 1 сообщений

обсудить