Польша, Россия и Украина: не «или, или», а «и, и»
Сейчас кредо модернизации признаётся не только в Киеве, но и в Москве. И это выравнивает значение обеих стран для Польши.
Полемика Мирослава Чеха («Gazeta Świąteczna», 4-5 сентября) с моей статьёй «Политикофизика сообщающихся сосудов» в «Gazeta Wyborcza» от 21 августа довольно элегантна, что не облегчает дискуссии с этим заслуженным в сфере польско-украинских отношений автором. Может сложиться впечатление, что принятая в девяностых модель польской восточной политики, укоренившаяся, казалось бы, в традициях Первой и Второй Речи Посполитой [1454-1795, 1918-1939 годы], легитимизирована мнением звёзд парижского журнала «Kultura», - по воле нынешней команды МИД отправляется на свалку. Но это только впечатление, миф.
Мифология игры с нулевой суммой
Чех считает, что улучшение польско-российских отношений неизбежно влечёт деградацию отношений Польши с Украиной: «В польской восточной политике происходит фундаментальное изменение. Мы делаем ставку на Москву <...> украинский вариант в польской внешней политике исчез ». Такого рода силлогизм появляется в последнее время в материалах о восточной политике на страницах «Rzeczpospolita», «Gazeta Wyborcza» и другой периодики. Мораль басни понятна: отношения с Россией налаживаются за счёт отношений с Украиной. Каждая, хоть и дипломатическая, улыбка в адрес Москвы наносит танталовые муки польско-украинским отношениям и отдаляет Польшу от Украины.
Но это неправда. Нынешняя субстанция польско-украинских контактов и сотрудничества остаётся такой же насыщенной, как и в предыдущие годы. Важнее, однако, что амбициозная цель - заякорить Украину в структурах европейской интеграции - зависит от модернизационных мероприятий в этом государстве. Ведь только путём трансформации - а работы здесь хватит на поколения - Украина сможет приблизить параметры своей жизни к стандартам Европейского Союза. Это единственная дорога к членству в ЕС. Вера в гипнотическую силу лозунга «Отныне Украина в ЕС и НАТО!» Или вхождение Украины в ЕС с помощью политических трюков (этот «реализм невозможности») заводит разве что в заблуждение.
Со стороны ЕС поддержкой процесса модернизации в Украине является мегапроект «Восточное партнёрство». Следует, впрочем, отметить, что это партнёрство должно только стимулировать украинскую решимость и преданность модернизационной работе, а не заменять их. Поэтому споры вокруг финансирования проекта, особенно, спекуляции, будто оно недостаточно, идут вразрез с его целью. Партнёрство не является рогом изобилия и не служит для раздачи благ.
С «Восточным партнёрством» интегрально связано соглашение об ассоциации, которое закладывает, среди прочего, углублённую и всеобъемлющую зону свободной торговли (DCFTA) на объединение Украины с ЕС. Замедление и паузы в переговорах между ЕС и Украиной по DCFTA частично вызваны тактикой украинцев, чтобы выборочно принимать принципы и механизмы, которые предлагает Евросоюз. Страна, стремящаяся к членству в ЕС, должна принимать его институционально-правовой задел как одно целое, а не выбирать то, что удобнее. Если бы дело пошло к строительству гибридной структуры из элементов евросоюзовских и «аутентично украинских» (т.е. по сути постсоветских), это толкало бы Украину к логике «суверенной демократии». В свою очередь, украинские притязания - чтобы вместе с подписанием DCFTA Украина могла пользоваться четырьмя свободами [свободное передвижение лиц, товаров, услуг и капитала], назначаются «на вырост».
Дилемма модернизации добавляет головную боль также родоначальнице «суверенной демократии» - России. Модернизационные намерения так или иначе направляют её в сторону Европы - прародины модернизации, а кроме того потенциального поставщика капиталов и технологий. И Россия, и Украина уже поняли недееспособность постсоветских систем, которые у них сформировались. Поэтому оба мегапроекта ЕС - «Восточное партнёрство» и двустороннее «Партнёрство ради модернизации» с Россией - должны поощрять одинаково и Россию, и Украину к ускорению модернизации.
У этих проектов разные корни: первый следует из политики соседства ЕС на востоке, а второй - по стратегическому партнёрству ЕС с Россией. Но политика ЕС относительно восточноевропейских соседей - это система сообщающихся сосудов, а на интенсивность этой политики влияют европейские амбиции и модернизационная активность восточных партнёров.
Амбициозность и размах нынешней восточной политики Республики Польши не ограничиваются территорией бывшей империи, чтобы - как в 90-е годы и ещё недавно - прокладывать там границы и вешать замки перед российским «царством мрака». Сегодня кредо модернизации признаётся не только в Киеве, но и в Москве. С этой точки зрения выравнивается значение обеих стран для Польши, а интенсивность наших связей с ними пропорциональна и соизмерима с их трансформационным упорством.
Поэтому, согласитесь, что сейчас невозможно, чтобы в системе сообщающихся сосудов восточной политики Польши по русской колбе лилось «Советское шампанское», а в Украинской колбе высохшее дно было устлано мухами.
Легенда польско-украинской симметрии
Польша и Украина вышли на европейскую сцену в начале 1990-х как государства насколько суверенные, настолько и малоимущие. Симметрия посткоммунистических экономик в сочетании с подобием истории и стремлений сближала эти страны. Сближению также способствовали тревожные неоимперские движения из России, её громкие протесты против расширения западных институтов, особенно НАТО, на восток.
К тому же воля к единению сначала зародилась в немалой части польских и украинских элит. С нашей стороны эту волю питал проукраинский императив, вынесенный из политологических лекций: (особенно, из гедройцевского* течения) и просто из романтического канона, хотя на практике он нередко сводился к «застольной политике». В этом субъективном измерении двусторонних контактов уместилась также почти десятилетняя дружба президентов Александра Квасьневского и Леонида Кучмы.
Однако, с середины 1990-х дороги Польши и Украины стали всё больше расходиться. Трансформация Польши, которая вписывалась - говоря условно - в центрально-европейскую («Вышеградскую») модель, с гражданской энергией, которая поднималась снизу, закреплением демократии и расцветом малого и среднего бизнеса, то есть среднего класса, определённо отличалась от того, что происходило в Украине. Потому что украинскую систему создавали олигархические кланы и связанные с ними структуры, что, кроме политического дистанцирования Киева от Москвы, делало эту систему независимой от российской модели. Предпочтение «лёгким», заниженным постсоветским стандартам, поддержка «братских» связей с Россией в энергетике (дешёвый газ за дешёвый транзит, сохранение энергоёмких технологий и т.д.) - всё это по уши втянуло Украину в постсоветчину. Украинский демократизационный процесс выродился, и это ярко проявилось тогда, когда был тайно убит журналист Георгий Гонгадзе, или когда перед тем премьер Павел Лазаренко присвоил государственные средства. Кульминацией «кучмизма» стали сфальсифицированные президентские выборы в 2004 году и вызванный им глубокий политический кризис.
Роль Польши в мирном и демократическом решении этого кризиса, называемом Оранжевой революцией, бесспорна. Но выступила ли Польша с критикой тех болезненных отклонений, которые привели к кризису, и требовала ли от украинских властей решительных продемократических и модернизационных действий? Нет, ибо в то время преобладал геополитический, а не нормативный подход к Киеву. Учитывалось, прежде всего, то, что на международной сцене президент Украины выступал на стороне президента Польши, украинские солдаты маршировали плечом к плечу с польскими, а парламентарии Польши и Украины (а также Литвы) обнимались братскими объятиями и т.д. Эх! Какая тут критика? Вместо неё лилась песня о «соколах на зелёной Украине».
После Оранжевой революции, когда в оранжевом лагере начались позорные ссоры и фактически были заброшены реформы, «застольная политика» задабривания Киева обещаниями не прекратилась. Можно сказать, что лидеры Польши в 2005-2007 годах решили завоевать себе красивую славу своим снисходительным подходом к Украине - осуждая её в самой Польше. Хотя на польских дорогах они вели борьбу не на жизнь, а не смерть с «укладом», в Украине их не угнетало всевластие олигархических клик и постсоветские патологии. Они неизменно поддерживали терзаемый дрязгами Киев, обещали «вступление» в НАТО и ЕС. Между тем, Украина прогибалась под тяжестью политического кризиса, а затем и экономического. Когда позже, в июне 2009-го, министры иностранных дел Польши и Германии прилетели в Киев, чтобы поощрить украинских политиков к конструктивному диалогу и компромиссу, застали там войну всех против всех. Ситуацию, которую Томас Гоббс называл «предполитическим состоянием». В результате, чем является Украина, каждый видит сам.
Сейчас Польшу и Украину разделяет целая пропасть изменений и европейских приспособлений. Украина должна преодолеть её собственным модернизационным трудом. Поэтому не будем обманывать братский народ, будто к западным институтам можно срезать путь. Давайте использовать кружево польско-украинских контактов, чтобы постепенно поощрять Киев к активному участию в «Восточном партнёрстве», до принятия DCFTA и внедрения очередных норм европейского законодательства.
Так откуда эти «заложники России»?
Формирование политики Польши в вопросе Украины - но и других восточных стран, а также Германии - не сводится к зарубежной активности государства. Оно влияет также на современную польскую самоидентификацию. Какую роль мы должны выполнять в Европейском Союзе? Дворецкого, тамады, боевика-смертника или Христа народов? А может, проводника через нелегальную границу в ЕС? Или просто компетентного и надёжного знатока востока, который рационализирует политику ЕС в этом направлении?
Именно на этой последней роли сосредотачивается нынешняя восточная политика Польши. И распространяет - как справедливо призывает Мирослав Чех - «образец изменений на пути от коммунизма к капитализму и демократии». А «твёрдый реализм» такой политики заключается не в том - как утверждает мой уважаемый господин полемист, - что мы изменили своим связям с Украиной, а в многовекторной активности, направленной на всех восточных партнёров. И на Украину, и на Россию, или в рамках «Восточного партнёрства», или «Партнёрство ради модернизации». Наконец, мы помним, что аксиомой польской политики остаётся поддержка европейской перспективы для Украины. В случае России такую перспективу сегодня трудно представить, да и заявления российских властей не дают оснований для подобных упражнений с воображением.
Так в каком кошмарном сне господин Чех усмотрел в нашем МИДе «заложников России»?
* Ежи Гедройц (1906-2000) - польский публицист и общественный деятель, основатель эмигрантского журнала «Kultura», адепт польско-украинской дружбы.
Автор: Ярослав Браткевич – шеф восточного департамента МИД
Читали: 656
