Россия на распутье
- Господин профессор, наверное, нелегко разговаривать с россиянами, если их президент говорит, что крупнейшей катастрофой ХХ века был распад Советского Союза.
- Это сказал президент Владимир Путин в апреле 2005 года. Я помню, тогда я был в Брюсселе. Один из журналистов подошёл ко мне и спросил, что я думаю на эту тему. Я сказал, что президент, наверно, оговорился, он, наверно, имел в виде, что были катастрофой и нарушили нормальный исторический процесс именно большевистская революция и образование СССР. Падение Советского Союза было возвращением к нормальности. Оно открыло большой шанс для самой России и для всего мира.
Когда разрушалась империя
- Руководители в Кремле, наверное, видят Россию как империю…
- Так случилось, что ещё молодым человеком, после окончания института, я переводил открытые документы из советских архивов о Тегеране, Ялте и Потсдаме. Меня тогда удивило то, что Сталин был единственным среди представителей СССР на этих встречах на высшем уровне, который редко использовал название «СССР», а, как правило, пользовался словом «Россия»: Россия согласится на то, на это… Тогда я подумал, что только он мог себе это позволить. Он говорил языком, понятным для Черчилля и Рузвельта. Сталин считал, что Советский Союз – это идеологическая декорация, а на самом деле он считал, что представляет империю, продолжателем которой он себя чувствовал
- И был прав…
- Когда существование СССР приближалось к концу, среди его руководителей появились две школы мышления. Первая, которую представлял Горбачёв, исходила из предпосылки, что «Советский Союз можно было сохранить». Я разговаривал с ним несколько раз на эту тему, просил его, чтобы он с перспективы 10 лет оценил, какие ошибки он сделал за время своего правления. Он достаточно наивно сказал мне, что сделал три ошибки. Первую – что следовало дать крестьянам землю: это было связано с ленинским декретом «Землю – крестьянам». Во-вторых – что следовало произвести радикальную замену руководящих кадров в республиках, потому что часто высшие партийные должности там занимали люди с ментальностью директоров колхозов или совхозов. И, наконец, третье – сказал он с меланхолией – ему казалось, что дружба между народами СССР настоящая. Он не отдавал себе отчёта в том, насколько мощные силы дезинтеграции– под прикрытием красивых фраз о нерушимом союзе – ведут к распаду СССР. В конце этой беседы он подарил мне свою белую книгу «Союз можно было сохранить». Горбачёв по-прежнему в это верил. Нет! Этот Союз удержать было невозможно.
- Это было наивно?
- Наивность заключалась в том, что Горбачёв не осознавал, что стал своего рода исполнителем приговора истории. Так случилось, что в 1999 году у меня состоялась почти часовая беседа с папой римским. Иоанн Павел II с огромным уважением отзывался о Михаиле Горбачёве. «Ведь этот человек сделал так много, чтобы вывести эту страну из нечеловеческого режима», - говорил он. После этой фразы я позволил себе заметить: «Это правда, Но правда также то, что его намерением было спасение этого режима. Его явно направляла рука Провидения». Папа римский ответил: «Горбачёв хотел цивилизовать этот режим – строить социализм «с человеческим лицом». Но с тех времён, когда эту программу принял Дубчек, прошло 20 лет. Тогда, в 1967 году, это имело какое-то обоснование. С того времени в России и во всей Центральной и Восточной Европе выросло новое поколение, которое понимало, что большевистская система не функционирует. Время перемен. Великая историческая заслуга Горбачёва сводится к тому, что он не применил силу при защите распадающейся системы. Как он сам утверждал, он не сделал этого, потому что в принципе он – противник применения силы. Я добавлю: он не сделал этого также потому, что у него такой характер, он человек раздёрганный.
- Слабый?
- В истории есть моменты, которые выдвигают сильных, однозначных, решительных людей. Например, война требует, чтобы во главе государства находились сильные люди. Но в истории есть и моменты, создающие необходимость того, чтобы народами руководили люди, склонные к примирению. Достоинством Горбачёва было то, что он был признан в Политбюро. Когда во второй половине 90-х годов я был директором Стокгольмского международного института исследования проблем мира (СМИИМ), Горбачёв, который уже не занимал никаких государственных и партийных должностей, пригласил меня на торжественную конференцию, посвященную 100-летию со дня рождения Никиты Хрущёва. В перерыве, когда он пригласил меня в свой кабинет на чашку кофе, я спросил его, чем он руководствовался, организовывая это обсуждение. На это Горбачёв ответил: «Без Хрущёва не было бы Горбачёва». Я тоже так считал и задал следующий вопрос: «Объясните, отчего Хрущёв затормозил начатый им процесс десталинизации?» Горбачёв ответил: «Наверно, оттого, что, если бы Хрущёв пошёл дальше, то оказался бы перед трибуналом как ответственный за кровопролитие. Он осознавал свою ответственность – его руки были в крови. А у меня руки чисты». И в доказательство показал мне свои руки...
Большая заслуга Горбачёва – то, что он не допустил кровопролития. Однако в процессе деструкции этой машины насилия, каким был Советский Союз, знамения времени лучше понимал Борис Ельцин. Интуиция подсказывала ему, что эта система исчерпала себя. Он стремился вырвать корень зла.
- Ельцин был представителем той второй школы мышления, он считал, что систему не удастся удержать.
- И он отбросил её, как старую скорлупу. В Беловежской пуще он принял решение о роспуске СССР. От России отделились республики... Мы стали свидетелями необычайного процесса. Происходила мирная деколонизация империи. Этот процесс закончился почти двадцать лет назад. Сегодняшняя постимпериальная Россия не стала ни простым продолжением СССР, ни новым изданием царской России, хоть, по природе вещей, носит в себе элементы обеих этих имперских систем. Для российских руководителей делом номер 1 является то, чтобы предупредить дезинтеграционные процессы в Российской Федерации и чтобы Россия не разделила судьбу Советского Союза. Таким образом, приоритет – это сохранение территориальной интегральности. С другой стороны – создание вокруг России своеобразного – как вокруг леса – защитного пояса.
Украинский вирус
- «Ближнего зарубежья»?
- Стратегия по отношению к «близкому зарубежью» нацелена на то, чтобы эти государства, подчинённые российским интересам, имели формальную независимость, но были послушны России. А, говоря напрямик – чтобы они были наполовину зависимыми. И не связывались с «противником», которым является – так традиционно представляется в России – Североатлантический союз.
- То есть, чтобы не связывались с Западом.
- В чём заключается специфика политики безопасности в наше время? Раньше безопасность опиралась о стабильность. Термины «стабилизация» и «безопасность» были почти равнозначными. Изменения, начавшиеся с распада Советского Союза, нарушили понимаемую так стабильность. После распада СССР главной задачей было обеспечение управляемости и безопасности процесса перемен. Фундаментальный вопрос звучал так: каким образом установить контроль над переменами и как ими управлять? Было несколько ответов на вопрос, как – без нарушения интересов безопасности участников системы – сделать возможной её фундаментальную перестройку. Произошло расширение двух крупных структур – Европейского Союза и НАТО. В России эта перемена была воспринята как ослабление её позиции в мире, как вторжение Запада на территорию, на которой доминировали россияне. Субъективно Россия воспринимает этот процесс как попытку вытолкнуть её на обочину главного мирового процесса перемен.
- Вот, значит, мы уже обозначили первый источник польско-российского конфликта – это политическое соперничество на территориях так называемого «ближнего зарубежья». Польша ещё в те времена, когда министром иностранных дел был Кшиштоф Скубишевский, выдвигала концепции продвижения демократии по отношению к Украине и Беларуси, а также других постсоветских республик.
- Это, в принципе, была реализация стратегии, намеченной Гедройцем и Мерошевским, которые пятьюдесятью годами раньше продвигали такую программу. Участие Польши в демократических переменах на постсоветском пространстве, в частности, на Украине, не заключалось в том, что Польша хотела отодвинуть Россию и получить влияние на этих территориях. У изменений на Украине были внутренние источники. Это миллионы украинцев хотели перемен. Роль Польши заключалась в том, чтобы не отбирать у них этого права, разрешить им свободу выбора и не фальсифицировать картину этих выборов. Александр Квасьневский не выступал на стороне Виктора Ющенко, Виктора Януковича или Юлии Тимошенко. Сила и эффективность его деятельности заключалась в том, что он был дружен со всеми. И ото всех он получил приглашение стать посредником, оказывающим добрые услуги. Это привело к тому, что Александр Квасьневский действительно помог Украине. У него было несколько хороших замыслов. Это была его личная идея, чтобы решение относительно того, каким образом должны быть восстановлены настоящие итоги выборов, украинский Верховный суд принимал при свете юпитеров, а не в закрытом помещении. Процесс восстановления правды должен был происходить на глазах миллионов, чтобы общественность знала, что она не является предметом манипуляций.
- Тем самым мы приобрели союзника.
- С украинской политической элитой есть одна проблема. Они считают, что поддержка Польши им обеспечена, как в банке. Что они не должны её добиваться, потому что Польша всегда будет их поддерживать. Приведу пример: когда президент Ющенко назначал советника по европейским делам, казалось, что это будет поляк. Но эту роль президент Украины доверил послу Германии. Было бы, конечно, лучше, если бы были назначены два советника – немец и поляк. Когда я стал министром иностранных дел, я добился первого совместного визита в Киеве с немецким министром Йошкой Фишером.
- А в чём заключалась в это время роль Украины по отношению к России?
- Если бы на Украине успешно прошёл процесс демократизации, то он оказал бы на развитие ситуации в России значительно большее влияние, чем перемены в Восточной Европе. Близкая ментальность, общие традиции – это естественная основа близких отношений между Киевом и Москвой.
- Москва опасалась, что Украина будет первой косточкой домино? Ведь раньше, когда Польша становилась демократической, страха в России не было.
- Для России Польша не пример. Наше историческое развитие иное. Мы в течение тысячи лет связаны с западной цивилизацией. Мешко I принял крещение по латинскому обычаю, а не по византийскому. В результате в Польше свыше тысячи лет существует католицизм, а не православие. На протяжении веков на это наложились и другие элементы. Польша с российской перспективы была представителем внешнего мира, тогда как Украина была частью этого мира, который основывался на византийской формуле власти. И если бы на Украине в результате выборов в ноябре 2004 года выиграл Янукович, то, вероятно, польско-российские отношения не были бы отягощены такими большими препятствиями и сопротивлением, потому что в Москве взяло бы верх убеждение, что Польша не обладает той силой воздействия, которая может угрожать влиянию России в этой части Европы.
Концерт на российской ноте
- Это правдивое опасение?
- Россия занимает наибольшую территорию на свете, заселённую сильно дифференцированными национальными группами. Для каждого руководителя России задачей номер один является сохранение интегральности этой территории в рамках централизованного государства (президент Путин определил эту задачу как восстановление вертикали власти). Для эффективной реализации этой задачи одним из элементов стратегии российской державы является окружение себя государствами, зависимыми настолько, чтобы при определении собственных государственных интересов они придавали интересам России приоритетное значение. Это отношения, опирающиеся на опасения и страх. Это мышление, которым руководствовались европейские державы в XIX веке. Поэтому в России так популярно убеждение, что лучшей формулой безопасности Европы и мира был бы возврат к концепции «концерта держав» Меттерниха, приспособленной к потребностям XIX века.
- В Венском конгрессе участвовали сильнейшие мировые державы того времени, сегодня это были бы другие державы...
- Россияне модифицируют эту концепцию. Министр иностранных дел Сергей Лавров развивал её в своих инаугурационных лекциях в МГИМО – в очередные годы (2007, 2008 и 2009 гг.). Он объяснял, что означает возврат к «концерту держав в XXI веке». Этот новый концерт включал бы три державы – США, ЕС и Россию.
- А Китай?
- Вы коснулись вопроса, о котором россияне, в основном, не говорят публично. В России существует заметное, осознанное, хоть и не выражаемое прямо, опасение перед Китаем, который сегодня стал второй мировой державой. Вскоре будет первой. И это не США граничат с Китаем, а Россия. Ускоренный рост значения Китая подталкивает Россию в направлении прочных отношений с Западом. Теряют значение популярные ещё несколько лет тому назад евроазиатские теории, описывающие азиатскую природу России и её исключительность. Сегодняшняя Россия явно выбрала проевропейскую и прозападную ориентацию. Хотя поиски нового места России в контактах с трансатлантическим сообществом должны были бы базироваться на российских условиях. Иллюстрацией может служить проект договора о безопасности, который 29 ноября прошлого года представил западным государствам президент Медведев. Стоит внимательно прочитать этот документ, так как он показывает, что у авторов на душе.
- И что же?
- Сутью этого проекта являются два мотива. Принятие положений, содержащихся в этом документе, отодвинуло бы на дальний план и поставило под вопрос положения статьи 5 Вашингтонского трактата, являющегося фундаментом НАТО. Система безопасности, опирающаяся на предлагаемый Россией договор, перечёркивала бы значение НАТО, давала бы России droit de regard, то есть право полного доступа к процессу принятия решений в НАТО – без какой-либо взаимности. Во-вторых, каждый подписант мог бы арбитрально решать, что следует считать угрозой. В результате это сделало бы невозможным расширение НАТО. Ведь если бы Украина или Грузия захотели вступить в НАТО, то – согласно этому определению – Россия или Белоруссия сочли бы это угрозой, и в связи с этим заблокировали бы вступление заинтересованных государств в НАТО. Это не значит, что не нужно искать новых решений в сфере безопасности. Их основой может служить начатый в рамках ОБСЕ процесс с Корфу или Совет НАТО-Россия, механизмы и процедуры которого не используются. Новых решений в области безопасности не следует искать так же, как это делали в прошлом, на принципах конфронтации – то есть российским проектам Запад не должен противопоставлять контрпроекты. Более правильным методом в новой ситуации были бы совместные работы над преодолением взаимного недоверия. Нужны не столько новые организации и договоры, сколько использование уже существующих общих инструментов создания атмосферы доверия и сотрудничества в предотвращении распространения ядерного оружия и борьбе с международным терроризмом и организованной преступностью.
В поисках утраченного мифа
- Можно ли, таким образом, считать, что приоритетом для России является установление хороших контактов с Западом, чтобы получить доступ к западным технологиям, капиталам и такой модернизации страны, чтобы иметь возможность защищать империю или то, что после неё осталось? А, одновременно, препятствием для этих контактов является вопрос «ближнего зарубежья», которое Россия считает сферой своего влияния. Вот тут проблема...
- Я убеждён, что главная проблема России имеет не внешний, а внутренний характер. Россия стоит на распутье: какого типа должна быть модернизация (государство авторитарное или правовое и либеральное), и какие она должна иметь формы. Россия находится в процессе формирования нового самосознания – и как народ, и как государство. Дело в том, что такого государства никогда ещё не было. У царской империи были другие границы, другая правовая система, она строилась на других принципах. Большевистская Россия – также.
- Каким образом Россия ищет это самосознание?
- Разными способами. Борис Ельцин в телеобращении призывал общество, чтобы оно выдвигало предложения о новой «русской идее». Как можно было ожидать, многие учёные поспешили с собственными предложениями. Владимир Путин, в свою очередь, на практике признал, что Россия – преемница Советского Союза, но, одновременно, является чем-то другим, новым. В результате краеугольным мифом сегодняшней России стала героизация Великой Отечественной войны и Сталина – как эффективного руководителя. Сталину сегодня приписываются черты не только гениального, великого и победоносного вождя, но и великого менеджера. Что Россию он застал...
- ...деревянной, а оставил каменной?
- Что для России он был тем, кем для Польши был Казимир Великий. Стоит отметить, что в последние месяцы происходит постепенная коррекция это способа описания прошлого.
- Президент Медведев начал решительно критиковать Сталина.
- Я думаю, что оба руководителя России – Путин и Медведев – решили постепенно демонтировать этот упрощённый образ. Можно заметить зачатки процесса новой десталинизации и признания сталинского режима преступным. Причины этой перемены многообразны: во-первых, российское общество дозрело до этой перемены – право голоса получает новое поколение. Люди, которые были бенефициантами преступной системы, уже ушли. Во-вторых, среди политической элиты созрело осознание того, что отсутствие морально-политического осуждения может в новых условиях стимулировать своеобразный неосталинизм, то есть возврат к практике нарушения законности. И, наконец, в третьих, это сталинские методы стали причиной структурной и исторической отсталости России, её изоляции, которая завела страну в тупик и стала причиной экономической и социальной катастрофы.
Страна двух лидеров
- Создаётся впечатление, что президент Медведев очень энергично вписывается в реформаторское течение, что он готов к решительным действиям... Он хочет действовать или только говорить?
- Медведев осознаёт проблемы. Он открыто говорит, что в России царит правовой нигилизм, что коррупция вездесуща, что государство не справляется... Профессор Збигнев Бжезинский метко сказал в своём докладе, прочитанном в Центре стратегических и международных исследований (CSIS), в Вашингтоне, 4 ноября 2009 года, что в России выступают две конкурирующие школы мышления. Ностальгическая школа погружена в прошлое и сконцентрирована на обеспечении России положения глобальной державы. Другое представление о России, нацеленное на реформы, развитие и модернизацию, представляет президент Медведев. В своих очередных выступлениях он говорит об общественном, экономическом, демографическом коллапсе... Я раздумываю над тем, что следует из этих слов, ведь у него нет реальных инструментов власти.
- Инструменты есть у другого лидера...
- Представляется, что эти инструменты не вполне адекватны потребностям государства в процессе реформ и модернизации. Проблема имеет фундаментальный характер. Административно-государственная система сегодняшней России, в основном, опирается на специальные службы. У этих служб есть специфические черты – они организованы, дисциплинированы, но они не способны к концептуальному решению проблем экзистенционального характера. Пример: одной из проблем сегодняшней России является то, что в наследство после СССР она получила около 450 так называемых моногородов. Они организованы вокруг одного гигантского предприятия, одного из памятников социалистической экономики. Банкротство такого предприятия – это банкротство всего города. Что тогда происходит? Премьер Путин едет в этот город, заставляет владельца не объявлять банкротство, чтобы не увольнять людей, и чтобы на глазах миллионов телезрителей он подписался под таким обязательством.
- Такие представления нравятся людям!
- Люди охотно смотрят такие представления. Они способствуют популярности политиков, но демонстрируют беспомощность государства.
- Как Россия видит мир?
- Российское восприятие мира – это восприятие с позиции государства, которое было мировой державой и естественным образом претендует на то, чтобы восстановить прежнюю позицию. Одновременно она осознаёт, что сегодня ранг глобальной державы не может опираться исключительно на сырьё (нефть и газ) и ядерное оружие. Сырьё исчерпаемо, а оружие...
стареет, разрушается.
Оно требует радикального сокращения. Темой номер один является и должна быть модернизация. А модернизация требует близких отношений с Западом. Китай не поставит России современных технологий. Она получит их от государств Евросоюза и от США. Россия заинтересована в этом. Но она хочет диктовать условия, на которых Запад должен дать эти технологии.
Стена
- Тысячи россиян учатся на Западе, тысячи приобрели недвижимость, покупают фирмы, спортивные клубы...
- Это свидетельство того, что поколение богатых россиян («новых русских») чувствует себя в России неуверенно, плохо. Их богатство должно служить, прежде всего, России и россиянам. Тем временем нувориши в России отгораживаются от общества заборами. Берлинская стена – это ничто по сравнению с теми стенами, которые можно увидеть в предместьях Москвы, где живут миллионеры. Они отделяются, создают оазисы чистоты, порядка и... страха.
Обычным россиянам Европа нравится. Например, ремонт квартир в России – если он делается на высоком уровне, называется евроремонтом. Другими словами, стандарты должны быть такими же, как в Европе. Такие стандарты, однако – это что-то редкое, исключительное.
- А Запад – как он принял сегодняшнюю Россию?
- На Западе отношение к России в последние годы очень позитивное. Преобладает увлечение Россией – никогда не было такого доброжелательного отношения. Во влиятельных кругах высказывается мнение, что Россию необходимо включить в евроатлантическую систему безопасности – с Россией необходимо сотрудничать. Программу такого сотрудничества 18 сентября представил в Брюсселе новый генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен. Говорили об этом и президент Обама, и государственный секретарь Хиллари Клинтон. Появились десятки докладов о том, каким образом привлечь и включить Россию в систему международной безопасности, опирающуюся о сотрудничество.
- Если так, то почему это не получается?
- Мы находимся в начале новой дороги. В России глубоко укоренилось недоверие к Западу. При жизни многих поколений в обществе поддерживалось сознание, что Россия окружена врагами, что мир настроен против России, что существует своеобразный международный заговор, цель которого – держать Россию под контролем затем, чтобы использовать её богатства. После смерти патриарха Алексия российское телевидение показало часовую беседу, из которой у меня в памяти осталось его убеждение, что «мы окружены врагами и должны быть как народ едины». Такие взгляды должны были консолидировать общество вокруг власти.
- Что-то знакомое...
- Однако нужно отметить, что его преемник Кирилл отличается уже другой позицией. Он осуждает сталинские преступления. Он знает, что произошло в Катыни и под Смоленском. Он хотел бы строить с внешним миром близкие отношения, опирающиеся на сотрудничество. Он ищет соглашения с другими христианскими церквями, в том числе с римско-католической.
Трудные вопросы идут легко
- А как выглядит диалог и поиски соглашения между Польшей и Россией?
- В рамках польско-российской группы по трудным вопросам мы поставили перед собой три цели. Во-первых, мы решили составить своего рода каталог всех серьёзных проблем, которых во взаимоотношениях между Польшей и Россией в ХХ веке было много, и попробовать взглянуть на то, как на эти вопросы смотрят поляки, а как – русские. За относительно короткий срок нам удалось составить каталог из 15 тематических блоков, включающих наиболее болезненные и сложные вопросы. В течение прошлого года российские и польские учёные представили в форме 15 двойных разделов (написанных польскими и российскими авторами) свои отдельные точки зрения. Эти отдельные точки зрения часто были близкими.
- Как это вышло?
- Мы договорились, что в этих 15 тематических блоках мы представим, по принципу зеркального отражения, две различных точки зрения. Но по наиболее трудным вопросам они оказались похожими, а иногда и совпадали. Например, по вопросу вхождения войск Красной Армии 17 сентября российский учёный пишет, что это был четвёртый раздел Польши. Другими словами, среди учёных точки зрения совпадают в наиболее противоречивых вопросах. Это касается катынского преступления и пакта Риббентропа-Молотова, репрессий польского населения в СССР, «процесса шестнадцати»... Так кратко выглядит реализация нашей первой цели.
- А вопрос о российских пленных в войне 1920 года?
- По этому вопросу мы с россиянами уже в 2004 году издали на обоих языках (польском и русском) сборник документов, у которого, к сожалению, до сих пор не было презентации в России. Он лежит на складах. А жаль, так как собранные там документы однозначно опровергают пропагандистские тезисы – искусственно сфабрикованную так называемую анти-Катынь.
- А две остальных цели?
- Вторая цель заключается в том, чтобы создать во взаимоотношениях какой-то цивилизованный канал для постоянного диалога. Мы согласовали совместное письмо нашим министрам иностранных дел с просьбой, чтобы они передали премьерам проект создания центров диалога, которые появились бы, например, в Варшаве и в Москве или в Смоленске. Эти центры занимались бы морально-политической оценкой сталинских преступлений, облегчением доступа к архивам, увековечиванием мест погребения жертв, особенно заброшенных, ведь люди часто не знают, что гуляют по костям. Эти центры стали бы местом пропаганды толерантности и просвещения молодого поколения в вопросах, которые годами были вычёркнуты из истории, и предотвращали бы фальсификацию истории. Это письмо 1 сентября, вместе с нашими рекомендациями, было передано для ознакомления обоим премьерам. Продолжаются работы над совместным постановлением правительств Польши и России, которое позволило бы реализовать содержащиеся в письме предложения.
И третья цель польско-российской группы: мы старались заинтересовать православную церковь и католической костёл в Польше в установлении контактов, которые способствовали бы процессу польско-российского согласия.
- Удалось?
- Как известно, в конце сентября в Польшу приезжала делегация одного из монастырей Российской православной церкви, места паломничеств, расположенного вблизи города Осташков. Гости обратились с просьбой о выполнении копии образа Ченстоховской Богоматери – иконы, которая будет размещена в часовне, которую они хотят построить на месте казни польских офицеров. Это инициатива русских монахов.
- Психологические барьеры начинают растрескиваться...
- Во взаимоотношениях церкви и костёла наблюдается существенная перемена.
- А почему мы этого не видим?
- Я не понимаю. Вы, наверно, имеете в виду вопрос: что блокирует польско-российские отношения, если группа по трудным вопросам в состоянии найти общий язык?
- Наверное, блокирует украинский вопрос. И, наверное, после выборов перестанет...
- Это, определённо, одна из проблем, кто знает, не важнейшая ли. Я могу говорить о достижениях нашей группы, которая за относительно короткий срок добилась большего, чем я ожидал. Это не оказало заметного влияния на улучшение польско-российских отношений. В конце августа – начале сентября российская пресса была залита антипольской пропагандой, которая иногда приобретала карикатурные размеры и формы. Были, например, упрёки в том, что Бек был немецким агентом, но, неизвестно почему, первым из государственных деятелей Европы он сказал Гитлеру решительное «нет»; «Польша была союзником Гитлера» и готовила совместное нападение на СССР, но неизвестно почему Гитлер напал на Польшу. Это были упрёки, живьём взятые из сталинских брошюр!
- Вернёмся к вопросу: если всё так хорошо, то почему всё так плохо?
- Наша группа устраняет вопросы, связанные с историей. Оказывается, что это не они были главным препятствием для взаимоотношений. Если они и являются препятствием, то потому, что часто их используют в качестве пропагандистской дубинки. У меня, к сожалению, есть горькое ощущение, что то, что заслуживает размышлений, раздумий, серьёзных бесед, используется для текущей политической борьбы, для того, чтобы – попросту говоря – уделать.
- Экстремисты есть с обеих сторон. У нас тоже одна из важных партий сделала своим боевым знаменем враждебность к России. Но в России от власти зависит больше...
- Повторю ещё раз: никогда ещё к России не было такого благожелательного отношения со стороны западного сообщества демократических государств, как сейчас. Сложность заключается, как мне кажется, в том, что у России по-прежнему нет доверия к своим партнёрам на Западе, особенно к ближайшим соседям. Считается, что то, что НАТО и ЕС представляют как новую стратегию, является элементом игры. Я убеждён, что это ошибочное мышление, коренящееся в опыте периода холодной войны. Запад нуждается в России: в связи с российским рынком, российским сырьём, в связи с ролью, которую Россия может сыграть в стабилизации ситуации в Афганистане, в Персидском заливе и на Корейском полуострове... Но скажем открыто: Россия ещё больше нуждается в Западе в связи с необходимостью в инвестициях, в притоке капитала и современных технологий, а самое важное – в связи с необходимостью ускоренной модернизации страны. Эти потребности станут определяющими для её действий.
У России есть шанс для того, чтобы стать желанным и привлекательным партнёром для всей Европы и её отдельных государств. Отношения, опирающиеся на страх, внушают уважение врагам во время войны. В мирное время уважение нужно строить не на подозрительности и страхе, а на доверии, уважении общих интересов и общих ценностей. Такая позиция встретит полную взаимность со стороны демократической Европы.
Профессор Адам Даниэль Ротфельд – министр иностранных дел в правительстве Марека Белки (2005 г.), директор Стокгольмского международного института исследования проблем мира (1991-2002 гг.). В 2006 году Генеральный секретарь ООН назначил его членом Коллегии советников Генерального секретарь ООН по делам разоружения. С января 2008 года он является сопредседателем Польско-российской группы по трудным вопросам. В августе 2009 года Генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен включил его в число состоящей из 12 человек «Группы мудрецов», которая должна подготовить проект новой стратегической концепции НАТО. С декабря 2009 года – член созванной в Вашингтоне международной комиссии по выработке евроатлантической инициативы в области безопасности.
Сканы статьи:
http://sharepix.ru/63991ho06/
http://sharepix.ru/64000uz06/
http://sharepix.ru/63994vr06/
http://sharepix.ru/63995xz06/
http://sharepix.ru/639974v06/
http://sharepix.ru/63998io06/
Читали: 513