Грузия: Между войной и будущим
Прошёл год с момента катастрофической войны с Россией, а политическая элита в Тбилиси до сих пор не определилась, куда двигаться стране. Викен Четерьян даёт в прогнозе свою оценку. Новая война, как в Грузии, так и против неё вполне возможна.
На протяжении двух десятилетий локальные конфликты закручивались по спирали, сделав регион Южного Кавказа новой линией фронта в прокси-войнах* Востока и Запада – самая недавняя из которых, это грузино-российский конфликт 8-12 августа 2008 года. Путаница между местной политической динамикой и международным вмешательством была в основе этого процесса; пока она длится плохая ситуация будет ухудшаться.
* Прокси-война, proxy war – термин, возникший в период холодной войны - война, результатами которой в качестве замены борьбы друг с другом напрямую пользуются третьи лица – прим. ред.
Посещение Бараком Обамой Москвы 6-8 июля 2009 года, известное двусторонними соглашениями по Афганистану и ядерному оружию, также затронуло и ноту беспокойства относительно Грузии: президент Соединённых Штатов считал это необходимым, чтобы вновь подтвердить поддержку «суверенитета Грузии, и её территориальной целостности», а также - свободы выбора Тбилиси в присоединении к НАТО.
Есть и тревожные знаки в области возможного возобновления конфликта. Россия фактически выдворила две международных миссии из Грузии: Миссию Наблюдателей Организации Объединённых Наций в Грузии (МНООНвГ), и миссию Организации за Безопасность и Сотрудничество в Европе (ОБСЕ). Первая миссия была результатом усилий международного сообщества по урегулированию грузино-абхазского конфликта, в то время как вторая получила мандат на решение грузино-южноосетинского конфликта.
Когда Россия 15 июня 2009 года наложила вето на расширение миссии Организации Объединённых Наций в Абхазии, представитель Москвы в ООН Виталий Чуркин был решителен, сказав, что мандат «был основан на старых фактах», и добавив, что «только новая система обеспечения безопасности на грузино-абхазской границе может гарантировать ненападение со стороны Грузии».
Выпроводив эти две международных организации из зон конфликта, Россия ещё раз подчеркнула своё желание изменить правила игры на Южном Кавказе. Всё же российская инициатива только увеличивает небезопасность в этом и без того нестабильном регионе.
Правда, и международные усилия потерпели неудачу в мирном разрешении местных конфликтов, несмотря на то, что представители находились в регионе в течение долгого времени (миссия ОБСЕ - с 1992 года, миссия ООН - с 1993 года) - об этом обе организации должно серьёзно поразмыслить. Но у этих миссий действительно есть большое понимание местной обстановки и глубокое знание прошлых переговоров - очень ценные знания, которые теперь не пригодятся.
Тбилиси считает эти шаги «скандальными», но не может изменить результат российского вето. Более примечательно то, что сами абхазские власти предпочли бы поддерживать присутствие ООН в своей республике. Президент Абхазии Сергей Багапш сказал после голосования 15 июня, что его правительство искало «альтернативные контакты» с ООН; министр иностранных дел Абхазии Сергей Шэмба в дополнение к сказанному прокомментировал, что миссия ООН играла положительную роль как «буфер» между конфликтными сторонами.
Фактически власти Абхазии волнуются, что одностороннее признание Москвой независимости Абхазии приводит к основанию новых российских военных баз на территории республики, и вывод ООН из Абхазии также несёт риск российского доминирования в Абхазии и отсрочки или отмены возможности её независимости.
Ни одна из этих тенденций не несут гарантию безопасности. Даже Мониторинговая Миссия Евросоюза (ММЕ), полицейские силы от стран ЕС, с их миссией гарантировать выполнение августовского соглашения о перемирии России-Грузии, не находятся в безопасности: бомбёжка одной из баз миссии 21 июня была описана представителем ММЕ как «преднамеренное нападение».
Кто враг?
В более широкой перспективе конфликты на Южном Кавказе за прошлые два десятилетия вызывают глубокое отсутствие понимания со стороны Грузии. Это стало ясно с самого начала, когда грузинское национальное движение в 1980-ых годах определило свою борьбу против Советской империи, как борьбу во имя независимости Грузии.
Но, двигаясь к независимости, грузинская элита не учитывала политические устремления и существующие опасения перед её собственными национальными меньшинствами (такими, как абхазы и южные осетины). Это отношение, которое наиболее пагубно выразилось в период постнезависимости, означает, что в то время как грузинское национальное движение занималось аннулированием советских институтов и законов, оно не замечало, что это вызывает всё большее противодействие со стороны меньшинств.
Когда, например, грузинский парламент принял новый языковой закон в августе 1989 года, делая грузинский язык единственным официальным языком страны, это подавалось как акт сопротивления против десятилетий русификации.
Но такие законы - и аннулирование советской конституции в целом - означали, что Южная Осетия, Абхазия, или юго-западная область - Аджария потеряли свою автономию. И они организовали сопротивление.
Для грузинского национального движения в то время такое сопротивление казалось частью манипуляций КГБ, которые препятствовали достижению Грузией независимости. Другими словами, с точки зрения Тбилиси, абхазские или осетинские политические действия не были инициированы независимыми агентами или политическими субъектами. Они были простым выражениям воли Кремля (см. «Война и Мир в Кавказе: Неспокойная Граница России» C. Хёрст, 2008 г., “War and Peace in the Caucasus: Russia's Troubled Frontier” C Hurst, 2008).
Абхазия была особенно чувствительной точкой, с момента начала межэтнического противостояния там делался акцент на правительство Советов (хотя по факту первый конфликт после получения Грузией независимости должен был начаться в Южной Осетии). Общепринятое грузинское безразличие к недовольству этих регионов и народов стало внедряться в начале 1990-ых годов, и это безразличие продолжается по сей день.
Аргумент, который можно часто услышать в Тбилиси: "В случае если Москва прекратит вмешиваться, мы легко сможем решить наши противоречия с абхазами и осетинами". Такая позиция игнорирует политические реалии в этих двух республиках и существующие опасения осетин или абхазов.
Политические последствия таковы, что Грузия оставляет себе очень узкое политическое пространство, и неспособна маневрировать между нюансами и различиями. Политика Тбилиси также толкает абхазов и осетин к России, нравится им (грузинам - прим. перев.) это или нет. Грузинские лидеры постоянно декларировали, что их борьба была только против России; но когда грузинская армия вошла в Цхинвали 7-8 августа 2008 года, они рассчитывали сражаться только с осетинским ополчением, но не с российской армией.
У России, в большей степени, как, впрочем, и у Грузии, есть проблема в выборе целей. Её вторжение в Грузию в 2008 году, последующее признание Абхазии и Южной Осетии как независимых государств – и, позже, её попытки маргинализовать Грузию - обусловлены далеко не только потребностями глобальной безопасности.
Десятилетие продолжения расширения НАТО на Восток и недопущение России к международным процессам принятия решений (таких, как признание декларации независимости Косово) - среди тех факторов, которые заставили Россию среагировать в Грузии, чтобы защитить свои интересы и влияние, а в более широком понимании – и изменить в свою пользу обстановку в кавказской "большой игре".
Кавказ - очень чувствительный регион для России, место, где Россия вела две жестоких постсоветских войны. «Умиротворение» Чечни случилось одновременно с расширением нестабильности во многих регионах Северного Кавказа, включая Дагестан и Ингушетию. В то же самое время Россия считала Грузию своего рода проверкой своей силы в отражении того, что Россия воспринимает как западное вторжение в очень чувствительную зону её традиционного влияния. Но, борясь с Западом на грузинской территории, Россия - против своих собственных интересов - увеличивает неустойчивость в регионе, где её собственные национальные интересы требуют стабильности.
График конфликта.
Грузинские власти при Михаиле Саакашвили попытались решить проблемы Абхазии и Южной Осетии двумя способами. Первый - усиление и пополнение грузинских вооружённых сил (см. «гонку вооружений Грузии» [4 июля 2007 года]).
И второй способ - ослабление российского влияния на Абхазию и Южную Осетию. Эти усилия были подкреплены расчётом правительства Саакашвили, что российское влияние могло бы быть уравновешено или даже нейтрализовано, если бы в Грузии были увеличены западные интересы и прямое присутствие Запада.
Война в августе 2008 доказала, что эта стратегия была неправильной и даже - трагичной, и для Южной Осетии, и для Грузии. Соединённые Штаты - так же как и в начале 1990-ых годов - не вмешивались непосредственно, но на сей раз это вызвало огромное замешательство на грузинской стороне.
Запад, тем не менее, дипломатично вмешался, чтобы воспрепятствовать тому, чтобы российские танки достигли Тбилиси; это вмешательство продолжилось в октябре 2008 года, в виде предоставления огромной финансовой помощи (4,5 миллиарда долларов), без которых стабильность правительства Саакашвили и даже, возможно, само его существование, было бы подвергнуто сомнению.
Но маловероятно, что такая поддержка из Вашингтона и европейских столиц будет постоянной или - без всяких условий: вина в развязывании конфликта, которую устроенное Евросоюзом расследование причин войны в августе 2008 года возлагает на Грузию, указывает степень скептицизма который охватывает отношения Евросоюза с Тбилиси.
Грузинская оппозиция начала основную кампанию протеста в символически чувствительную дату 9 апреля 2009 года (годовщина резни в Тбилиси в 1989 году) и предприняла кампанию, чтобы пригласить иностранные державы вмешаться в практически постоянную внутреннюю борьбу за власть.
Ведущие фигуры оппозиции даже обратились к западным дипломатам после мятежа 5 мая на военной базе Мухровани, когда военнослужащие отказались принять участие в подавлении активистов оппозиции.
5 мая лидеры обратились к дипломатам с просьбой «задействовать все средства, имеющиеся в вашем распоряжении, и установить контроль над процессом расследования... а так же контроль над тревожными процессами, продолжающимся в грузинских вооружённых силах».
Леван Гачечиладзе, ключевой оппозиционер, вызвал огромный скандал, когда объявил протестующим около парламента в Тбилиси 19 июня, что он возвратился из поездки по европейским столицам «с очень оптимистичными обещаниями» (хотя и не раскрыл источники своих предполагаемых новых фондов). Это только часть плана.
После каждого незначительного столкновения между полицией и активистами, выступающими с демонстрациями в центре Тбилиси, коалиция оппозиции выпускает заявление, в котором обращается к западным дипломатическим миссиям с просьбой вмешаться. Грузинская оппозиция, кажется, потеряла надежду на свержение лидерства Саакашвили, и всё больше и больше взывает к западной поддержке, чтобы сделать это (см. Нино Бурджанадзе, «грузинское обращение: открытое письмо Западу», 12 июня 2009 года).
Но грузинская оппозиция и правительство Михаила Саакашвили ошибаются в том, думая, что иностранные державы решат их местные проблемы. Достаточно посмотреть на недавнее, и не столь недавнее грузинское прошлое, чтобы убедиться в этом.
В 1783 году, поскольку Грузия была под угрозой персидских вторжений, Король Эрекл II подписал с Россией Георгиевский трактат, чтобы гарантировать суверенитет и целостность восточного грузинского королевства Картли и Кахети.
Эта настойчивая просьба о защите привела к объединению Грузии с Российской империей. Ну а совсем недавно отказ грузинской элиты уделять внимание к проблемам Южной Осетии и Абхазии привёл к интернационализации этих конфликтов.
После всего этого, грузинская политическая элита всё ещё, кажется, серьёзно полагает, что до Брюсселя или Вашингтона дойдёт, что им надо решить вопрос отношений правительственной оппозиции в Грузии. Действительность состоит в том, что они не могут и не будут этого делать. Проблемы Грузии могут быть региональным и международным вопросом, но ключ к разрешению проблем находится дома.
Обсуждение на форуме